* * *
Я слаб, и в этом виден грех мой,
Я исковерканный почти;
Меня желания переехали,
И искорёжили мечты.
И вот опять шепчу я: «Боже!
Прости меня. Прости, прости.
Прости меня. Ну, если сможешь.
Не мог я в жизни не цвести.
Горел я и легко, и жарко,
Мне солнце заменял свет бра,
И ласки принимал я жадно
От тех, кто создан из ребра.
Отлюбится и отпоётся,
Все ветер-время унесёт.
Один Всевышний остаётся,
Когда все отвернутся. Всё.
* * *
Ты с плачем родился,
Ты с плачем умрёшь;
За окнами будет
Хлестать серый дождь.
За окнами будет
Метаться листва;
Но дай тебе Бог
Лет прожить до полста.
* * *
Боли, доводят боли,
Боли упорен джин.
И оттого тем более
Держимся мы за жизнь.
Все мы пугаемся тени,
Разве не так, скажи?
Тело, нормальное тело,
Жить хочет, вечно жить.
* * *
Дождь в плаще шуршащем,
Настоящий дождь,
Что-то говорящий,
Что не разберёшь.
На асфальте пятна —
Лужицы рябят.
Многое непонятного
В шаге от тебя.
* * *
Не надо считать снежинки,
Напрасное это занятие.
Живи, как синичка тинькает,
Всё будет тебе понятно.
Есть люди – живут ради счёта,
Они далеко не кретины.
Другая у нас забота –
Словами рисуем картины.
* * *
Зачем тебе сто васильков?
И что ты будешь с ними делать?
В лесу народ стреляет белок,
Сдирает шкурки — был таков.
А для чего ломать полынь,
Когда есть рядышком тропинка.
Пичуга пусть с берёзы тинькает,
Ты камешек в неё не кинь.
* * *
Всего-то сто чашек чая.
Была ты тогда другой.
И этого не замечая
Шептала ты мне: «Дорогой!..»
Любила меня, знаю,
Но повернула вспять….
Всего-то сто чашек чая,
А может быть и сто пять.
* * *
Сердце держу на ладони,
В тысячах верст от тоски.
Белые-белые кони,
Белые гривы враскид.
Синие-синие дали,
Речка на много страниц.
Рощи построю я здание
В нём поселю много птиц.
* * *
Молодость — сильная птица —
Коей просторы малы,
И не боится разбиться
О камень она скалы.
Старость — забитая лошадь.
Можно ль за это винить:
Жизни осталась кроха —
И страшно еёуронить.
* * *
Надувать авторитет —
Глупость, коей больше нет.
Настоящий, знаешь ты —
Не выносит пустоты.
* * *
Ищу себя, ищу навылет,
С самим собой бросаюсь в бой,
Я не хочу быть факсимиле
Кого то, но самим собой.
И пусть я буду не замечен,
И много раз нещадно бит...
Никто, никто, никто не вечен,
Но быть собою надо быть.
* * *
Всего-то сто чашек чая.
Была ты тогда другой.
И этого не замечая
Шептала ты мне: «Дорогой!..»
Любила меня, знаю,
Но повернула вспять….
Всего-то сто чашек чая,
А может быть и сто пять.
* * *
Золото достаётся не стороннику
золотой середины,
Но главному представителю
воинствующей крайности.
* * *
Уйдёшь, и никто не спросит:
Кем был ты? Куда исчез?
Обычной была осень,
И лес был, обычный лес.
Дорожная грязь по оси,
Вороны да галки кругом.
А если даже и спросят,
Тебе-то что до того?
* * *
Март бубнит своей капелью,
Не торопится в расход,
Он, конечно, месяц первый,
Им открыт весенний хор.
Неторопкий, осторожный,
Не мустанг, что б мчаться в прыть...
Вот и я, и мне положено
Жизнь свою не торопить.
* * *
Дождевые кольца на воде.
Погляди их сколько слева, справа.
Это ли ни есть земная слава,
Оплати талантом и владей.
Дождевые кольца на воде.
Берег обрывается так круто.
Много ли успеешь за минуту?
Много ли посеешь на гряде?
Дождевые кольца на воде.
Дождь пройдёт и кольца исчезают.
Так проходит и любовь земная.
Вечности нет счастью и беде.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
1) "Красавица и Чудовище" 2002г. - Сергей Дегтярь Это первое признание в любви по поводу праздника 8 марта Ирине Григорьевой. Я её не знал, но влюбился в её образ. Я считал себя самым серым человеком, не стоящим даже мечтать о прекрасной красивой девушке, но, я постепенно набирался смелости. Будучи очень закомплексованным человеком, я считал, что не стою никакого внимания с её стороны. Кто я такой? Я считал себя ничего не значащим в жизни. Если у пятидесятников было серьёзное благоговейное отношение к вере в Бога, то у харизматов, к которым я примкнул, было лишь высокомерие и гордость в связи с занимаемым положением в Боге, так что они даже, казалось, кичились и выставлялись перед людьми показыванием своего высокомерия. Я чувствовал себя среди них, как изгой, как недоделанный. Они, казалось все были святыми в отличие от меня. Я же всегда был в трепете перед святым Богом и мне было чуждо видеть в церкви крутых без комплексов греховности людей. Ирина Григорьева хотя и была харизматичной, но скромность её была всем очевидна. Она не была похожа на других. Но, видимо, я ошибался и закрывал на это глаза. Я боялся подойти к красивой и умной девушке, поэтому я общался с ней только на бумаге. Так родилось моё первое признание в любви Ирине. Я надеялся, что обращу её внимание на себя, но, как показала в дальнейшем жизнь - я напрасно строил несбыточные надежды. Это была моя платоническая любовь.